– Введите меня в курс, – сказала я.

Он начал рассказывать. Практически то же, что сказал мне Дольф. Единственное дополнение состояло в том, что человека в стену бросила Лоррейн, что объясняло ее слезы. Она, видимо, думала, что ее посадят в тюрьму.

Я не могла ручаться, что этого не будет. Если б она была женщиной-человеком, которая только что спасла жизнь полицейского, убив по неосторожности плохого парня, ее бы не посадили, не в наше время. Но она не была человеком, а закон не беспристрастен, или слеп, независимо от того, чему мы хотели бы верить.

– Позвольте мне проверить, все ли я поняла, – сказала я. – Офицер у двери упал. Стрелок направил пистолет на его голову и собирался произвести контрольный выстрел, когда женщина прыгнула на него. Ее ускорение швырнуло их обоих к дальней стене, о которую он ударился головой. В целом так?

Пэджетт поглядел в свои записи.

– Да, в принципе, правда.

– Почему она в наручниках?

Его глаза расширились, и он выдал мне свою лучшую мальчишескую улыбку. Детектив Пэджетт был очаровашка. Не имело значения, что он выглядел как чучело, он привык рассчитывать на обаяние. По крайней мере, с женщинами. Я могла поспорить, это действовало, хотя и менее удачно, даже на Лоррейн.

– Она – ликантроп, – сказал он, улыбаясь, как будто это все объясняло.

– Она вам сказала это? – спросила я.

Он выглядел пораженным.

– Нет.

– Тогда почему вы предположили, что она – оборотень?

Улыбка испарилась, сменившись нахмуренной гримасой, которая заставила его выглядеть скорее раздраженным, чем сердитым.

– Она бросила человека в стену с достаточной силой, чтобы разбить ему череп.

– Маленькие старушки поднимают автомобиль, под которым лежат их внуки. Это делает их ликантропами?

– Нет, но… – Его лицо закрылось, оборонительная реакция.

– Мне говорили, что вы не слишком любите оборотней, Пэджетт.

– Мои личные чувства не влияют на мою работу.

Я рассмеялась, и это заставило его удивиться.

– Пэджетт, наши личные чувства всегда влияют на нашу работу. Я приехала сюда взбешенной, потому что поссорилась с экс-бойфрендом, так что я отыгралась на Мэрдоке с его кобурой. Почему вы не любите ликантропов, Пэджетт?

– У меня от них мурашки бегут, понятно?

До меня дошло.

– Буквально? – уточнила я.

– Как это, буквально?

– Если вы рядом с оборотнями, у вас действительно бегут по коже мурашки?

Он поглядел туда, где столпились остальные полицейские. Он нагнулся вперед и понизил голос, и я поняла, что не ошиблась.

– Будто жуки ползают по моей коже каждый раз, когда я рядом с ними. – Он уже не выглядел двенадцатилетним. Страх и ненависть в его лице обострили складки, что поместило его ближе к тридцати, чем к двадцати.

– Вы чувствуете их энергию, их ауру.

Он дернулся назад от меня.

– Черт!

– Послушайте, Пэджетт, я узнала, что вы сенс в ту же секунду, как пожала вашу руку.

– Это полное дерьмо, – сказал он. Он боялся, боялся себя.

– Дольф разослал заявку на всех полицейских, которые имеют талант в этой области. Почему вы не откликнулись?

– Я не псих, – сказал он.

– А, вот она, правда. Вы не боитесь ликантропов. Вы боитесь себя.

Он поднял большой кулак, не ударить меня, но просто, чтобы дать выход гневу.

– Вы ничего не знаете обо мне.

– У меня от них тоже мурашки, Пэджетт.

Это успокоило его, немного.

– Как вы можете выносить их присутствие?

Я пожала плечами.

– К этому привыкаешь.

Он качнул головой, почти вздрогнул.

– Я никогда не привык бы к этому.

– Они делают это не нарочно, детектив. Некоторые оборотни лучше скрывают свою сущность, чем другие, но все они излучают больше энергии во время сильных эмоций. Чем больше вы их допрашивали, тем больше они нервничали, больше энергии выделяли, и тем больше мурашек ползло по вашей коже.

– Здесь в комнате была только женщина, а мне казалось, что моя кожа собралась уползти с моего тела.

– Подождите, одна? Вы зачитали ей ее права?

Он кивнул.

– Она сказала вам что-нибудь?

Он покачал головой.

– Ни одного чертова слова.

– А что с другими?

– Мужчины ничего не сделали.

– Так они свободно могут уйти?

– Большой не хочет оставлять ее, а другой находится в палате с двумя ранеными. Говорит, что он не может бросить их без охраны. Я сказал ему, что мы можем позаботиться об этом. Он ответил: очевидно, нет.

Я согласилась с Кевином.

– У вас есть свидетели, которые говорят, что она не хотела ранить человека. Он даже не умер пока. Почему она все еще здесь и в наручниках?

– Она уже убила одного человека сегодня. Я думаю, что этого достаточно, – сказал он.

– Две вещи, детектив. Во-первых, она могла бы сломать эти браслеты в любое время, как захотела бы. Во вторых, если бы она была человеком, вы бы уже отпустили ее.

– Это не так, – сказал он.

Я посмотрела на него. Он попытался меня переглядеть, но сдался первым. Он сказал, глядя в точку выше моей головы:

– Парень умирает. Если я ее отпущу, она может сбежать.

– С какой стати? Она увидела, как полицейскому собираются снести голову, и бросилась на вооруженного человека, чтобы спасти его. Она не зарезала его. Она толкнула его в стену. Поверьте мне, детектив, если она хотела убить его, это была более тщательная работа. Она рисковала жизнью, чтобы спасти одного из ваших.

– Она ничем не рисковала. Пули не вредят ликантропам.

– Серебряные пули – вредят. Они действуют точно так же, как обычные пули на человека. В каждом нападении, которое расследовали сегодня, применялись серебряные пули, Пэджетт. Лоррейн могли убить, но она не колебалась. Если бы не она, у нас был бы мертвый коп на руках. Сколько граждан рискнули бы жизнью, чтобы спасти полицейского?

Он, наконец, посмотрел на меня, глаза были настолько сердиты, что потемнели на два оттенка синего.

– Я понял ваши аргументы.

– В самом деле?

Он кивнул.

– Да. – Он пошел назад к ожидающим копам и рыдающему вервольфу. – Сними с нее наручники.

Мэрдок сказал:

– Сэр?

– Выполняйте, Мэрдок, – сказал Пэджетт.

Тот не стал дальше сомневаться, просто стал на колени перед Лоррейн и расстегнул наручники. Его партнер с другой стороны расстегнул кобуру и сделал два больших шага назад. Я оставила это без внимания. Мы побеждали, нет нужды ссориться.

Как только ее руки были свободны, Лоррейн бросилась ко мне. Я знала, что она не замышляла никакого вреда, но я услышала скрип расстегивающейся кожи по всему холлу. Я подняла голос и сказала:

– Все в порядке, парни. Она – в порядке. Расслабьтесь.

Лоррейн была на коленях, руки охватили мои ноги, рыдая в полный голос, громко и сопливо. Я протянула руку, направив ладонь к другому концу холла. Тэдди встал, и половина стволов повернулась в его сторону. Мы были на грани того, что вещи действительно пойдут не правильно.

– Пэджетт, призовите ваших людей к порядку. – Я бросила взгляд назад в его сторону и обнаружила, что его пистолет направлен на Тэдди. Черт!

– Пэджетт, уберите оружие, и они последуют вашему примеру.

– Велите ему сесть, – сказал Пэджетт, голос напряженный и очень серьезный.

– Тэдди, – сказала я мягко, – сядь, очень медленно, никаких резких движений.

– Я ничего не сделал, – сказал он.

– Неважно, просто сделай это, пожалуйста.

Он сел под настороженным прицелом полдюжины пистолетов. Он положил большие руки на колени, ладонями вниз, показывая, что он не вооружен. Будто ему уже приходилось стараться выглядеть безопасным.

– Теперь уберите ваше оружие, детектив, – сказала я.

Пэджетт смотрел на меня пару секунд. Я подумала, что он не сделает это. Я смотрела в большие синие глаза и видела что-то опасное. Страх, такой глубокий и всеохватный, что ему было необходимо уничтожить вещь, которой он боялся. Он убрал пистолет, но этого одного обнаженного момента его глазах было достаточно.